Воспоминания об отце

Протоиерей Виталий Шумилов, настоятель храма Смоленской иконы Божией Матери, написал воспоминания о своем отце Олеге Никифоровиче Шумилове, прошедшем всю войну. Читать их невероятно интересно: оживает образ незаурядного человека, оживает его удивительная судьба, оживает история нашего народа. Приводим отрывок из этих воспоминаний.

В селе Верала (Няндомский район Архангельской области), где жил отец, да и по всей округе, фамилия Шумилов была одной из самых распространённых. В июле 1942 года приходит отцу повестка в райвоенкомат, хотя ему ещё не исполнилось восемнадцати лет. Этому никто не удивился, время было тяжёлое. На проводах гуляла вся деревня, проводили «по-человечески». Получив от родителей благословение, от бывалых стариков напутствие, как надо воевать, приезжает новобранец с вещами в военкомат в Няндому, а там говорят:

– Ошибочка вышла, повестки перепутали, возвращайся домой, осенью призовём.

– Никуда я не поеду, меня всей деревней проводили, думают, я уже на фронте, а я вот он – здрасьте, готовьте новые проводы. Нет уж, буду здесь сидеть, пока не призовёте.

Несколько дней его пытались выгнать, но потом приняли соломоново решение – отправили в Москву в школу младших командиров. Проучился он там меньше месяца, ползал в жару с тяжеленной катушкой провода на спине: его учили на связиста-телефониста. А тем временем битва за Сталинград разгоралась всё сильнее. 17 июля выходит знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад!». И вот 20 июля курсанты стоят на плацу, к ним обращаются: есть ли желающие добровольно отправиться в Сталинград? Отец, как и многие другие, сделал три шага вперёд. Из добровольцев был срочно сформирован минометный полк. Курсантов посадили в эшелон и отправили в Сталинград. Отец воевал в составе отделения разведки 92-го гвардейского минометного полка, но это были не просто миномёты, а «катюши». Полк оборонял знаменитый тракторный завод, участвовал в уличных боях.

Из воспоминаний отца: «В день моего восемнадцатилетия, 12 октября 1942 года, на участке между тракторным заводом и «Красным Октябрем», немцы предприняли очередную атаку, и по окопам разнеслась короткая команда: «Внимание! Атака психическая, без команды не стрелять!» Триста, двести метров отделяют от нас шагающих маршем в чёрных френчах эсэсовцев дивизии «Мертвая голова». Красные от спиртного лица, отдельные пьяные выкрики и звуки марша зловеще нависли над нашими окопами. Проявление страха, вызванное необычностью атаки, отсутствием команды, отсутствием надежды на артиллерийскую помощь из-за опасности «накрыть» своих и вынужденное бездействие, щемящей болью сдавливало сердце. Но это длилось считанные минуты. Через какое-то мгновенье эту тишину разорвали пулеметные и автоматные очереди, винтовочные выстрелы и взрывы гранат.

Трудно описать происходящее во всех деталях, главное то, что не помогла и психическая атака. А подступы к окопам и брустверы были усеяны черными трупами фашистов. Так захлебнулась в крови очередная атака, а в эти дни они делали до 20 и более попыток утопить нас в Волге, до которой оставалось всего 1200 метров» (1).

Вспоминаю еще один рассказ отца, с поправкой на несовершенство моей памяти. На одном участке длиной в шестнадцать километров у посёлка Рынок немцы вышли к Волге и оказались на верху высокого обрыва, но «утопить» в Волге наших сразу не удалось, русские, как ласточки, наделали в берегу нор, землянок и туннелей. Ситуация оказалась патовая: открыто воевать нет возможности, ни наши, ни немцы наступать не могут. Немцы могли только кидать вниз гранаты и вести снайперский огонь. От гранат большого вреда не было, если не считать разрушенных ступенек, которые приходилось восстанавливать по ночам. Временами со скуки немцы с русскими вступали в шуточные переговоры:

– Русь буль-буль, сдавайс!

– Гитлер капут... –  в ответ, и далее ненормативная лексика.

– Русь Иван, кидай шапка, аптомат дам (уже октябрь, ночью заморозки, а немцы в пилотках).

– Ты лучше шнапс кинь! – отвечали наши в том же духе.

Главная проблема для русских – водоснабжение: вода вот она, рядом, метров двадцать-тридцать от обрыва, а попробуй, возьми, берег как на ладони, весь простреливается. Однажды ночью (уже под утро) отца с термосом на спине послали за водой, он пригнулся и бегом к воде, набрал термос и обратно. Но тут вспыхнула ракета, и где-то на полпути отец чувствует боль в колене и падает – снайпер сработал. Притворился мёртвым, полежал на песке, а кровь из раны течёт, хорошо хоть сустав не раздроблен, пуля вскользь прошла. Начал медленными движениями оказывать себе первую помощь, кое-как перевязал рану. А тут уже рассвело, и пришлось ему до ночи мёртвого из себя изображать, шевельнёшься – сразу пристрелят. Как стемнело, пополз к своим, чудом воспаление легких не схватил. Ранение он получил вскоре после дня рождения. Своеобразный подарок – в медсанбате отдохнул. «И снова бой, покой нам только снится...»

«Заснеженная степь, две трубы тракторного завода маячили в вечерних сумерках, – продолжает воспоминания отец, – а немцы готовили очередной штурм города. Но когда и где главный удар? Командир дивизии генерал-майор Людиков А.С. отправил нашу штурмовую группу за «языком», притом «языком солидным», лично «благословил» нас в темную ночь, чтобы к утру вернуться и без потерь. Немцы, пуская осветительные ракеты и ведя беглый огонь из автоматов и минометов, прочёсывали передний край нашей обороны.

Но засыпанные снегом узкие овраги, которые перпендикулярно спускаются к Волге, дают возможность проникнуть в тыл врага. Сняв двух часовых, мы увидели  блиндаж и нити телефонных проводов к нему. Значит, тут и есть штаб дивизии СС, о котором говорил вчера вернувшийся разведчик (один из пяти, что ушли в разведку). У входа в блиндаж туда и обратно ходил часовой с головой, обмотанной каким-то женским платком. Снять часового для разведчиков не проблема, но нужен был не просто «язык», а «длинный язык», знающий о предстоящей операции. При этом была опасность, что наши минометчики, создавая шумовой и отвлекающий маневр, могли накрыть и нас.

Выход один – надо врываться в блиндаж. Николай Грунский, ростом  два метра и три сантиметра, шепчет старшему группы: «Дайте мне!». Дали. Он одним ударом вышиб ногой дверь и бросил внутрь гранату. До этого блиндаж освещался от аккумулятора, а тут темнота и гарь взрывчатки. С фонариком-«жужжалкой» нашли сейф, обыскали карманы офицеров, но ключей нет. Значит, кто-то из старших ушёл и, возможно, скоро вернется.

Минут через десять после взрыва по траншее идёт обер-лейтенант, как оказалось, адъютант командира дивизии. Его и все документы из сейфа мы притащили прямиком к командующему 62-й армией генералу В.И. Чуйкову».

Полный текст «Воспоминания о моем отце Шумилове Олеге Никифоровиче».